Читайте первую часть Русская псовая охота
К. П. Брюллов. Портрет графа А.К.Толстого в юности
Но в контексте усадебной культуры комплектная охота - всего лишь одна половина увлечения русского дворянства; она неполна и гораздо труднее понимаема без своей второй половины - охоты подружейной.
Если псовая охота является отражением удали и лихости русской натуры, то охота подружейная, наоборот, открывает ее склонность к самосозерцанию и поэтичности. И если первая полна отсылок к древности и сакральным языческим верованиям, то вторая полностью относится к новому времени. Иными словами, комплектная охота есть выражение внешней жизни усадебного быта, а подружейная - ее внутренних особенностей и специфики.
"На охоте улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды! Природа вступит в вечные права свои: вы услышите ее голос... Неприметно, мало-помалу рассеется неудовольство собою, презрительная недоверчивость к собственным силам, твердости воли и чистоте помышлений..." - еще на самой заре ее писал Аксаков.
Недаром классическая русская подружейная охота, хотя и просуществовала тоже около ста лет (с временным сдвигом лет в шестьдесят, то есть с тридцатых годов века девятнадцатого до тридцатых двадцатого), но появилась лишь тогда, когда дворянин полностью осознал себя именно как индивидуум, личность. До этого индивидуальная охота была практически невозможна - да и собаки для нее стали появляться только лишь в указанное время. Кроме того, о более тонкой психологической природе подружейной охоты свидетельствует и тот факт, что первыми ей стали заниматься в России именно, так сказать, "просвещенные" помещики, и в большей мере - люди, имевшие отношение к литературе или искусству вообще. Недаром Некрасов не раз повторял, что самые талантливые люди - из подружейных охотников.
Щенки английского пойнтера на продажу
Щенки английского сеттера на продажу
Щенки веймаранера на продажу
Щенки венгерской выжлы на продажу
Щенки русского спаниеля на продажу
Прекрасно известна любовь к подружейной охоте его самого, Аксакова, обоих Толстых (вспомните прекрасный портрет юного графа Алексея Константиновича Толстого с собакой). А Тургенев, помимо известных "Записок охотника", посвятил собакам этой охоты пронзительные строки в письмах и дневниках. "Охоту я люблю страстно, отдаюсь ей с рвением. Все прах и суета, кроме охоты!" Представьте себе, что в одном из автобиографических набросков он вместе с потерей юношеской своей невинности на равных упоминает и покупку первой своей собаки - Напля Первого. После в его посланиях - и даже любовных! даже к Полине Виардо! - постоянно мелькают имена его любимых Дианы, Султана, Флоры, Сида, Кирасира, Астронома, Фламбо. А полный удивительного проникновения в психику охотничьей собаки рассказ "Пэгаз"!
"Можно сказать, что от долгого восходящего сожительства собаки с человеком она заразилась им... Собака стала болезненнее, нервознее, но она стала интеллигентнее, впечатлительнее и сообразительнее; ее кругозор расширился..." Только от сочетания именно такой "перевоспитанной" собаки с "развившимся" человеком и могла возникнуть русская подружейная охота, ибо она требует тонкого ума от обоих партнеров. Как известно, из всего многообразного собачьего мира наиболее высоким интеллектом отличаются именно охотничьи собаки, а среди охотничьих - подружейные.
А.Д.Кившенко По тетеревиным выводкам
В этом нет ничего удивительного: подружейная охота немыслима без понимания самых скрытых душевных движений человека. Вспомните, борзые работают в своре, гончие в смычке, норные по одиночке, и только труд подружейной собаки уникален и виртуозен. Она всегда находится в невидимой связи с человеком, воплощая его чаяния, и его малейшее настроение, сомнение, упрек немедленно ею воспринимаются. А ведь надо еще мгновенно отреагировать на полученную информацию! Недаром собаку называют душой подружейной охоты, а Тургенев говаривал, что собака должна понимать даже не полслова, а один лишь взгляд.
Разумеется, такие породы появились не вдруг. Лишь с тридцатых годов XIX века в Россию мало-помалу начинают завозиться, в основном, из Англии, настоящие легавые собаки. В Европе история легавых, конечно, гораздо обширней русской; ее истоки относятся еще к VIII веку, к лучникам-саксам, которые стреляли птицу из-под сидящей собаки. К XVIII веку подружейная охота была в Европе уже повсеместной, что связано, конечно, и с развитым самосознанием дворянства, и с развитием оружия.
Разумеется, какие-то начатки такой охоты существовали и в России, начиная с Петра Первого, но весь XVIII век ею только баловались императоры и вельможи, и она не была частью быта и явлением культуры. Основная часть охоты лежала на егермейстерах, иностранцах-гувернерах или просто крепостных, которые становились чем-то вреде егерей, исходя не из обучения, а из опыта. Собаки же использовались такие, как длинношерстные голстинские и двуносые, брусбарты и помеси этих собак с дворовыми.
Еще до пятидесятых годов привозимых западных собак трудно было определить как определенные типы
сеттеров или
пойнтера. Тургенев, например, называл своего Пэгаза "крупным псом с волнистой шерстью, с удивительно красивой огромной головой... породы не совсем чистой". Названия "сеттер" (тогда все сеттера назывались английскими вне зависимости от окраса и особенностей) и "пойнтер" впервые встречаются только в 1852 году, хотя уже тогда они названы "лучшими собаками нашего времени".
Как уже было сказано, реформа 1861 года подкосила комплектную охоту, но зато именно в это же время в Британии были выработаны строгие стандарты двух видов сеттеров - английского и шотландского, а спустя еще двадцать лет - ирландского и пойнтера. Молодое поколение дворян все больше склонялось в сторону не своры, а ружья.
К концу XIX века спрос на легавых стал огромен, они массами выписывались из-за границы, создавались и русские питомники, хотя аристократия все-таки предпочитала вывозных из питомников О'Келлагана и Купера.
Но частью русской культуры подружейная охота стала все-таки не благодаря Шереметеву или Воронцову-Дашкову, а именно благодаря массовому распространению среди рядового дворянства. Она требовала не так уж много вложений, особенно по сравнению с комплектной. Конечно, хорошая собака стоила немало, до 200 рублей серебром, зато натаску (обучение) молодого пса мог осуществить при определенном опыте и сам хозяин.
В.Г. Перов Охотники на привале
Правда, еще и в середине XIX века натаска и охота все-таки проводилась с помощью если не профессионального егеря, то какого-нибудь Афанасьича или Калиныча, становившегося, как правило, несмотря на сословные различия, близким другом охотника. Но чем дальше, тем больше охотник стал находить удовольствие в том, чтобы самому создать собаку, подходящую именно ему по темпераменту и стилю. А ведь, помимо чисто охотничьих качеств, легавую обязательно было воспитать и вежливой - то есть послушной, сдержанной и доброжелательной с людьми. В этом еще одна прелесть подружейной охоты - ощущение себя творцом.
Ведь в чем, собственно говоря, заключается подружейная охота? Собака, прежде всего, по оставленным следам отыскивает живущую на земле птицу и делает это так называемым верхним чутьем, по запаху, двигаясь при этом челноком. Вот как описывает Тургенев работу своего Пэгаза: "Он сплошь и рядом зачуевал куропаток за сто, за двести шагов. И, несмотря на свой несколько ленивый поиск, как обдуманно он распоряжался: ни дать, ни взять, опытный стратегик! Никогда не опускал головы, и внюхивался в след, позорно фыркая и тыкая носом; он действовал постоянно верхним чутьем, dans le grand style, la grande maniere".
Затем, кода усиливающийся запах дичи укажет на ее близость, собака осторожно и медленно, иногда почти ползком подкрадывается к определенному месту, высматривая затаившуюся птицу. Это подкрадывание называется потяжкой. Когда собака удостоверится в непосредственно близости добычи чутьем или зрением, она останавливается для того, чтобы разглядеть и поймать. Это стойка. Дальше, исключительно по команде, производится подводка, то есть приближение к дичи после стойки с целью поднять птицу на крыло под выстрел. Вот собственно и все.
Никаких "ату" и "улюлю", но в этой тонкой, опасной игре столько нервной увлекательности, что люди бродят по лугам и полям днями, ссорятся надолго, едва не насмерть из-за того, чья собака обнаружила птицу, и не мыслят себе без этого жизни. "Хоть бы еще раз на охоту взглянуть!" - говорил перед смертью Некрасов, а Тургенев мечтал о том, чтобы "охота, эта забава, которая сближает нас с природой, приучает к терпению, а иногда и к хладнокровию... долго бы еще процветала в нашей родине!". Словом, русская подружейная охота - это некое, почти мистическое единение человека с миром, с природой, и недаром ее отсутствие томит, а даже только предчувствие наполняет сердце восторгом.
Утро, вот утро! Едва над холмами
Красное солнце взыграет лучами,
Холод осеннего светлого дня
Холод веселый разбудит меня
Светлое небо, здоровье да воля -
Здравствуй, раздолье широкого поля!
Гуси проходят с испугом и криком,
Прыгает пес мой в восторге великом...
Конечно, подружейная охота не дала того богатого и необычного языка непосредственной охоты, какой был у псовой, зато она породила немало удивительных слов, относящихся к природным явлением и объекту охоты. Ни один уважающий себя охотник не сказал бы в те годы "бекас или дупель", а обязательно "барашек или леженёк". А чего стоит только одна поморха - слово, введенное в охотничий обиход Некрасовым и означающее мелкий сеющийся, нерешительный летний дождь, или узёрка - поздняя осень, когда деревья осыпали листья и начались утренние заморозки.
Н.Д. Дмитриев-Оренбургский Тургенев на охоте
А всем известное "Ни пуха ни пера!", говоримое для удачной охоты! А образное "чистить шпоры", когда уставшая собака плетется сзади охотника... Не обошлось и без курьезных суеверий: так, например, считалось, чтобы накрепко привязать к себе легавую собаку, надо или кормить ее хлебом, долго пролежавшим подмышкой хозяина, или периодически... плевать ей в пасть.
Но главное - подружейная охота создала целый мир, отраженный в живописи и литературе и запечатлевший своеобразный тип русского дворянина, склонного к размышлениям, восприятию красоты природы и его осмыслению. В ней соединились поэзия одиночества, бескрайних русских полей, тайная гордость и ощущение себя совершенно свободным. Ее описывали и словом такие авторы, как Пришвин и Арамилев, Смельницкий и Куприн, Бунин и Чехов, не говоря уже о классиках, и пером: Маковский, Кившенко, Перов, Соколов, Репин, Лансере, Каразин.
С началом XX века подружейная охота становится все более упорядоченной; издаются многочисленные журналы, под покровительством великого князя Николая Николаевича-младшего появляется Общество поощрения полевых достоинств охотничьих собак, а в каждой губернии - общества губернской подружейной охоты. Кстати, годовой взнос в последние составлял 2 рубля.
Общества составляли ежегодные отчеты, представляющие собой прелестные миниатюры и тоже являющиеся неотъемлемой частью дворянской культуры: Вот, например, отчет Костромского общества за 1899 год: "С нетерпением ожидаемый любителями охоты по перу Петров день был нерадостен: все луга, поросшие высокой густой травою, к этому дню еще не скошенной, были покрыты водою. Утки разбились и попрятались в траве, высыпка бекасов незначительна, а молодые кроншнепы срывались из-под собаки и вследствие свойственного им тревожного любопытства кругами носились над охотниками, расплачиваясь жизнью за свою неосторожность". Ну, чем не Тургенев?
С удешевлением собак и оружия подружейная охота становилась все более доступной; ею могли увлекаться даже те, кто не имел имений. Появились дачи и так называемые "государственные" земли. В Петербурге особой популярностью пользовался второй околоток Старой Деревни около Шуваловской железной дороги. Там была идеальная для охоты местность, сухая, с небольшими лесами и множеством полей, где водились в изобилии бекасы и дупели. Для небогатых охотников выстроили специальный домик, в котором можно было отдохнуть и даже получить приготовленный особым служителем стакан горячего чаю.
Неизбежно расширялась и выставочная деятельность. Ежегодно проводились выставки легавых императорские, гвардейские, губернские, городские, именные, вроде Тургеневской или Николая Николаевича-младшего. Читать сейчас описания собак на тех выставках - подлинное наслаждение, в отличие от нынешних безликих, формальных и никак не характеризующих собаку строк.
Только вчитайтесь в эти слова, за которыми не только понимание собаки, но и огромная общая культура. "Мах. Большим чутьем не одарен, но поиск правильный, осмысленный; хозяин слишком нервен, окрикивает, несмотря на то что место для охоты удобное. Ход у собаки быстрый, но тяжелый, сам выказывает некоторую излишнюю осторожность в работе". Или: "Пипистрелла - суетливая сука, долго водила бекаса и, наконец, спорола. Впрочем, собака не без задатков". И даже в коротких судейских замечания сквозит желание найти в собаке хотя бы какие-то достоинства: "Чутья не обнаружила, но собака интересная", "Чутье плохое, зато послушание отличное", "Замечательна по ладам, увы, очень изнежена"...
Кстати, одним из первоклассных судьей того времени был родной брат балерины Кшесинской.
К сожалению, революция положила конец и этому виду охоты, хотя в глубинке, в провинции она продержалась еще какое-то время до тридцатых годов, отчасти из-за возможности скрывать одну-двух собак, отчасти из-за необходимости добывать пропитание. Певцом этой умирающей охоты стал, конечно, Пришвин, и в его небольших рассказах внимательный читатель неизбежно чувствует эту тоску по уходящему, это желание продлить очарование вопреки железному ходу времени...
Как элемент культуры подружейная охота наравне со псовой была утеряна безвозвратно. За нынешней уже не стоит сложного комплекса правил, традиций, чести и образа жизни; она осталась лишь как хобби - в лучшем случае, и как насилие над природой и собакой - в худшем. А ведь еще сто лет назад про истинно русского охотника писали так: "Им может быть лишь тот, кто: а) благовоспитан, б) образован, в) умен, г) честен, д) благороден, е) добр, ж) вечно юн душой". Грустно.
И все же хотелось бы закончить статью жизнеутверждающим отрывком из очерка художника и охотника Константина Коровина "Собачья душа", где речь идет как раз о легавых: "Между хозяином и собакой есть какие-то высшие договоры, без слов; договоры чувства и любви. Высшие договоры. Собаки обладают свойствами глубоких проникновений и предчувствий грядущего, с поразительной тонкостью чувствуют они настроение и тревогу человека... В жизни есть какие-то возмездия за злые чувства и несправедливость.
Есть законы возмездия. Они тайны и, мне кажется, мало разгаданы людьми. Но основа жизни - любовь, и собаки как-то понимают это. Такт собаки, ее ум и любовь к человеку поразительны и говорят о величии и цене жизни..."
Давайте же действительно ценить эту жизнь и надеяться, что пока хотя бы кто-то выходит с верной легавой на заре в туманное, волшебное поле и чувствует себя частью окружающего, наша история продолжается.
Мария Барыкова
