Выборгская дрессировочная площадка Ленинградского КСС

Выборгская дрессировочная площадка Ленинградского клуба служебного собаководства

Дрессировочная площадка в Сосновке

Я не была здесь больше десяти лет. А с тех пор как я появилась здесь первый раз, прошло почти сорок лет - целая жизнь

Памяти Лидии Ивановны Острецовой посвящаю

Выборгская дрессировочная площадка Ленинградского клуба служебного собаководства всегда была предметом зависти всех собаководов города. Это МОЯ родная площадка.

35 лет назад я занималась тут у Леши Рудакова со своей первой собакой - восточноевропейской овчаркой Рено. 30 лет назад у легендарной Лидии Ивановны Острецовой я проходила стажировку как инструктор по дрессировке служебных собак. 25 лет назад я привела сюда в группу к Острецовой Рыжика - Хероса ф.Андерсхофер Уфер, своего первого "немца", и на одном из занятий она объявила курсантам: "Видите в конце строя эту маленькую страшненькую собачку? Это настоящая немецкая овчарка из Германии, они там все такие и очень рабочие".

И в самом деле, Рыжик не посрамил этой рекомендации ни на курсе общего послушания, ни на "зэка". "Зэка" - это ЗК, сокращение от сокращенного названия защитно-караульной службы - ЗКС. "Защиткой" мы с Рыжиком занимались у Ларки Кизиной. Лариса Яковлевна Кизина, такая степенная и рассудительная ныне с ее мастифами, вандейскими гриффонами и пуделями, в те дни готовила собак не только по защитно-караульной службе (блестящим, кстати, была инструктором), но и по зимнему многоборью, и по буксировке. Да и сама выступала - будь здоров как!

В те времена собаки делились на три группы: служебные, охотничьи и декоративные. Каждой группой занимался свой клуб. Один на всю группу, вот только у охотников их было два, но не о них сейчас речь. А так все строго, в полном соответствии с принципом "демократического централизма": один населенный пункт - один клуб. Породы, которыми каждый клуб мог заниматься, - строго по принадлежности.

Правда, Ленинградский клуб служебного собаководства позволял себе вольности. Вот "выгнали" в 1975 году Постановлением ЦК ДОСААФ из числа служебных собак доберман-пинчеров, догов, боксеров, ризеншнауцеров - за "малошерстность" и непригодность к несению службы в суровых условиях, - а предусмотрительные ленинградцы оставили их у себя, несмотря на "наезды" московского начальства. И не прогадали. Дрессировочные площадки были заполнены на 200%.

Для учебной работы с населением и приема членских взносов в Ленинграде были созданы 5 филиалов, они назывались межрайонными клубами. Наш клуб имел порядковый номер 2 - для Выборгского и Калининского районов. Работы в клубе хватало, потому что все служебные собаки в ту пору обязаны были быть дрессированными, то есть иметь дипломы по дрессировке. Так что и наша площадка, одна из пяти городских, работала с полной загрузкой. На ней занимались инструкторы-мэтры: Лидия Ивановна Острецова, Людмила Дубровская. И молодежь: Николай Седых, Лариса Кизина, Алексей Рудаков.

Что такое полная загрузка? Тогда все мы были либо трудящиеся, либо учащиеся, либо пенсионеры. Трудящиеся по будним дням работали. Потому вечернее время на площадке было все расписано, а уж в выходные работа инструкторов шла без перерывов: одна группа выходит с площадки, другая заходит. Что такое группа? В среднем, это 12-15 собак. Но реальное количество зависело от популярности инструктора.

Тут вне конкуренции была Лидия Ивановна. Еще бы! Великолепная дрессировщица, писательница, блестящая рассказчица, руководительница агитбригады, она готовила собак и для киносъемок. Что ж удивительного, что все стремились к ней, соглашались подолгу ждать очереди. Так что группы у нее были фантастические - собак по 30-40. Но в этих огромных группах она ВИДЕЛА каждую собаку, каждого человека, помнила их проблемы и каждому давала индивидуальное домашнее задание.

Благоустройство площадки завершалось на моей памяти. Были субботники. Как-то раз скинулись по "пятерке" - немаленькие, кстати, были деньги. Собирали только с проверенных лиц - не дай Бог, кто-то "стукнет" в ОБХСС. Сделали вещь совершенно незаконную: врыли посреди площадки столб и протянули провода - провели нелегальное освещение. Теперь можно было заниматься вечерами не только летом. Так что стало все по высшему разряду.

Снаряжение свое инструкторы хранили в вагончике. Но, наконец, настал и на их улице праздник. Около площадки у пожарного пруда стоял большой бревенчатый дом. Когда семье, что жила там, дали квартиру, дом с участком отдали клубу. Появилась своя "база". На какое-то время и сам второй клуб, временно оказавшийся "бездомным", переехал туда. Было неудобно - клуб посреди лесопарка, на отшибе.

Штат в межрайонном клубе - два человека. Начальник и инструктор, обе женщины. Зарплаты-то маленькие - не для кормильца семьи. После девяти вечера возвращаться через лесопарк страшновато, особенно с деньгами. А потому тогдашняя начальница Шурочка Пономарева брала с собой собаку. Уран - нехилый восточник, работал с ее мужем в ДНД, то бишь добровольной народной дружине второго клуба, и имел на своем счету не одно задержание.

Потому обе дамы, несмотря ни на что, чувствовали себя вполне комфортно. До тех пор, пока однажды на пустынной дороге посреди леса их не встретили два крепеньких мужичка. Судя по всему, поджидали, как сейчас говорят, конкретно. Собака не смутила их ничуть. В тот день в клубе заканчивалась запись на выставку, и деньги в сумке Шурочка несла немалые. Похоже, что "ребята с большой дороги" работали по наводке, да и к собакам были тоже привычные.

Остановили. Овчарка села. Мужички вынули "ножик" и очень вежливо предложили отдать сумку: "А то порежем".

Срывающимся голосом Шурочка произнесла волшебное слово: "Фас, Уран!". - Уран не шелохнулся. - Хозяйка обмерла, вцепилась в сумочку и закостенела.

Мужички, взглянув на спокойно сидящего пса, гаденько ухмыльнулись и протянули руку к сумке. "Умру, а не отдам - тут моя годовая зарплата, чем я буду расплачиваться?!" Чтобы вырвать сумку из ее рук, пришлось дернуть покрепче. Тут-то и настигло их возмездие. При резком движении нарушителя (на этот раз без кавычек) Уран превратился в дьявола. Порвал обоих. Задерживать убегавших и конвоировать их в милицию наши близкие к истерике дамы не стали. Отозвали собаку и кинулись домой со всех ног...

На следующий день мы в клубе обсуждали происшедшее.

- Я домой прибежала, мужу кричу - забирай своего пса, никуда он не годится!

- Ну, это ты зря. Собака-то отработала...

Секрет был прост. Собака была не только рабочая, но и многократная участница соревнований по защитно-караульной службе. А по тогдашним правилам собака должна была прекращать нападение в тот же момент, как только "нарушитель" замер, прекратил активные действия. И сидеть, пока он не возобновит нападение. А эти нарушители никаких "активных действий" не совершали вовсе, пока им не пришлось вырывать сумку. Этим они дали собаке разрешение напасть на них. Вышколенный для соревнований кобель отработал строго по нормативу.

Вскоре клуб переехал на Нейшлотский переулок, 17. Туда, где сейчас находится "Кеннел-клуб". А дом на площадке сгорел. Какая-то компания по неистребимой российской привычке нагадить, где только можно, сожгла его как-то темной ночью.

Но, несмотря ни на что, площадка в Сосновке оставалась для нас центром притяжения. Многие строили прогулки с собакой по схеме: до площадки и обратно. Это было не только приятно, но и полезно. Собак в ту пору на площадке приучали к выстрелам. Нашим же инструкторам беспокоиться об этом не было нужно. Рядом с площадкой стрельбище. Занятия в выходные шли под аккомпанемент выстрелов. Все наши собаки были "обстрелянные". Для приучения к выстрелам просто гуляли вокруг стрельбища на нужном расстоянии.

Сосновка была идеальным местом для прогулок. По краям ее прогуливали собак жители окрестных жилых массивов. Более длительные походы обычно строились по направлению к площадке. Получалось, что от всего периметра лесопарк пронизывали прогулочные маршруты, и сходились они у площадки. Выходило, что, не задумываясь ни о чем общественно полезном, люди со служебными собаками патрулировали парк. Многие из этих собак наверняка не смогли бы задержать преступника. Но в ту пору к крупным собакам относились с опаской, и как показала практика, они служили определенным фактором сдерживания.

Но отношения собачников с парком, хоть они и были полезны друг другу, строились не всегда просто. Короткие периоды лояльности чередовались со строгостями.

Вот как-то, к примеру, сменился в Сосновском лесопарке директор. Новый оказался большим нелюбителем собак. Тогда таких было немало. Чем-то они его раздражали. Добился запрета на прогулки с собаками в парке. Были строго определены тропинки, по которым разрешалось проходить к дрессировочной площадке. Не будь ее, собакам было бы запрещено приближаться к парку на расстояние выстрела. Милиции был дан строгий приказ - бдеть.

И вдруг этот директор появляется в нашем клубе, донельзя любезный, с коробкой конфет и с неожиданной просьбой. Теперь ему стало нужно, чтобы собаки вернулись в парк, и с милицией он уже обо всем договорился. Даже конкретное пожелание высказал: чтобы вечерами не забывали прогуливать собак в центральной, цивилизованной части парка - вокруг цветников. На поводках, конечно.

Секрет оказался предельно прост. В парке были устроены роскошные клумбы с сортовыми гладиолусами, что были тогда большой редкостью. Кто-то не смог устоять перед их красотой. Одним прекрасным утром оказалось, что все гладиолусы аккуратненько выкопаны и унесены в неизвестном направлении. Теперь вокруг восстановленной клумбы поздно вечером и рано утром исправно дефилировали доверенные лица со своими собаками.

Надо сказать, что даже во времена суровых запретов милиция старательно закрывала глаза на присутствие собачников в парке. Если кто-то из них проявлял излишнее рвение, то все вздыхали - "новенький, наверное".

Я помню, какие гонения на собак были в конце 70-х. В СССР несколько лет бушевала антисобачья истерия: "Собаки съели все мясо в стране, ату их!..". И вдруг, в самый разгар этой кампании, в нашем районном клубе появляются милиционеры из районного отделения. И тоже с предложением: сообщите своим, пусть собаки снова гуляют в Сосновке, но аккуратненько, не на виду, а по окраинам.

А уж милиционеры постараются собак "не замечать". Изгнать-то собак из парка изгнали - это нетрудно. Но пара милицейских патрулей охватить весь огромный лесопарк просто не могла. И, выражаясь языком милицейской сводки, резко возросло число правонарушений, в том числе и трупов, обнаруживаемых в "дикой" части Сосновки, особенно по весне в ирригационных канавках.

Увы, в этом ничего не было удивительного. Мои знакомые, жившие у Таврического садика - тот уж блюли от собак весьма строго, - рассказывали, что по осени "приличных" собачников микрорайона обходил участковый и приглашал прогуливать собак в саду - до весны. Практика показывала, что лай большой собаки поблизости спугивал злоумышленников и служил мерой профилактики. Получалось, что уменьшалось число не только рядовых ограблений, но и "подснежников", то есть трупов, которые обнаруживались весной после стаивания снега. Собачьи какашки все же лучше, чем трупы!

После переезда в другой конец города я долго не была в Сосновке. А тем временем все менялось: закончилась перестройка, шел период строительства дикого капитализма. Лет десять назад я приехала сюда вместе с пятилетней "немкой" Борой на сдачу ИПО.

За минувшие годы мы пережили развал всей системы дрессировки собак в стране. Диплом долгое время не был обязательным ни для участия собаки в выставках, ни для разведения. В рингах рабочего класса, где все же был нужен диплом, участвовало по 1-2 собаки, из тех, что пострашнее. Диплом позволял им избегать конкуренции с сонмом необразованных красавцев. Но постепенно что-то стало меняться.

Глядишь, и иной красавец, сдав испытания, выходил в рабочий класс. Постепенно участие именно в рабочем, а не в открытом классе стало престижным - по крайней мере, среди немецких овчарок. В конце концов, Российский союз владельцев немецкой овчарки, вспомнив, что немецкая овчарка рабочая порода, потребовал от своих собак для монопородных выставок и для разведения наличия диплома по дрессировке. Это и заставило меня пойти на сдачу испытаний с далеко не юной сукой.

Вид площадки застал меня врасплох. Я помнила ее другой. Сейчас все было по-прежнему чисто, но очень уж бедно. Старые снаряды. Старый, в латках, забор. Период общей бедности отразился и на ней, моей любимой площадке. Но оставалась трава, деревья, простор...

Кажется, времена лихолетья миновали. Сейчас - и это четкая тенденция - идет возрождение интереса к обучению собак. Идет подготовка спортивных собак для соревнований, идет дрессировка для получения требуемого диплома, и наиболее массовая - "для себя", для того чтобы иметь управляемую, не мешающую окружающим собаку.

Вот только нелегко это - мало, очень мало в Питере дрессировочных площадок! Без личного автомобиля добираться до них с собакой трудно, долго и дорого - это вам не советские времена, когда общественный транспорт работал, как часы.

Мои друзья-собачники, часто бывающие в столице, говорят, что в Москве их поражает прежде всего то, что там за последние годы стало фантастически много дрессировочных площадок. "Едешь, - говорят, - и чуть не через каждые сто метров где-то торчит над забором дрессировочная лестница, значит, там площадка". Как утверждают осведомленные люди, под дрессировочные площадки Лужков выделяет землю легко и без арендной платы. Что ж, умно.

Раз есть проблема - собак много, причем много невоспитанных, неуправляемых собак, значит, проблему надо решать: создавать условия для обучения собак. Многие не занимаются обучением отнюдь не по злому умыслу, а ...см. выше. Значит, надо создавать дрессировочные площадки "пошаговой доступности". И не как источник денежных поступлений для городской казны, ведь высокая арендная плата тянет за собой высокую стоимость занятий, а значит, их малую доступность для многих и многих. Может, стоит нам перенять московский опыт? Московская земля еще дороже нашей, но пошла же московская администрация на определенные меры...

На днях я снова побывала в Сосновке - по-прежнему все идеально чисто. Оборудование, снаряды радуют. Идут занятия, на площадке люди, собаки. Немного, правда, но все-таки будний день...

Я застала три периода в жизни этой площадки: расцвета, разрухи, восстановления. Будет ли четвертый? Поговоривают, что ее скоро пустят под что-то более дорогое... Снесут, и исчезнет она, как исчезают скверы, парки, детские площадки. Хоть мы и привыкли уже к такому, становится все же грустно. Вред от сноса этой площадки будет большим.

Я подумала: вот так исчезает многое из того, что нам дорого, что хорошо, что нужно. Уходят люди. Уходит натура, как сказал недавно Михаил Козаков в одном интервью. И если даже не удастся отстоять площадку в Сосновке, не должна исчезнуть из памяти история нашего собаководства. Ушла эпоха, и многие не только не помнят, но и не знают того, что было. Не все в нашем прошлом было хорошо, но и не все было плохо...

Я буду рассказывать о разных сторонах нашего тогдашнего кинологического бытия, увиденного глазами тех, кто был успешен тогда и успешен сейчас, в кинологическом настоящем. Думаю, эти люди смогут рассказать о том, как это было, чего мы хотели, что делали и что из всего этого получилось...

Елена Ивановна Александрова
Фото автора