Отрывок из книги Марии Семеновой, автора серии популярных детективов, и Константина Кульчицкого, известного петербургского тренера, мастера спорта по выездке, незаурядного человека и рассказчика.
И полетел, поплыл по проходу конюшни гулкий, весёлый цокот. Копыта, лишь на долю секунды касаясь бетонного пола, выбивали дробную, аритмичную чечётку. Это почти из самого дальнего денника вывели рослого темно-гнедого двухлетку. Конюх, крепкой рукой умело придерживая за недоуздок, повел коня к выходу. Длинная, ещё по-жеребячьи тонкая шея была изогнута, точно бублик. Энергия так и струилась из шалуна, пытаясь выплеснуться наружу. Она подпирала его и заставляла двигаться коротенькой, семенящей рысью. Хвост на отлёте... Ну точно - не будь руки на недоуздке, вспорхнёт и улетит, как порыв ветра.
Конюх подвел жеребчика к леваде, огороженной высоким - под метр восемьдесят забором, и, приоткрыв свободной рукой калитку, запустил в неё подзастоявшегося конька. Тот, присев в долю секунды на задних ногах, неожиданно выстрелил вперёд огромным прыжком и, быстро набирая скорость, повторил целую серию таких же. Он прыгал с такой заячьей частотой, что от усердия не успевал даже перебирать ногами.
Конюх, что привёл его в леваду, лишь покачал головой. Жеребчик тем временем, сделав с сумасшедшей скоростью огромный круг, перешёл на рысь и мчался теперь по периметру площадки, далеко выбрасывая вперёд ноги и сильно зависая в воздухе на каждом шагу - полурысью-полупассажем. Хвост высоко - прямой палкой задран так, что на ветру все волосики его рассыпались, будто веер. Шея под прямым углом к туловищу. Ну просто лошадь с гравюры или со статуи Клодта.
Конюх, собравшийся было уже войти обратно в конюшню, невольно остановился - залюбовался. Мало таких людей, что смогут равнодушно пройти мимо такого зрелища - лошади на естественном пассаже, когда кажется, что животное не бежит, а парит в воздухе. И лишь короткие мощные толчки о землю напоминают о земном притяжении. Видимо, именно после такого видения среди людей повелось выражение "лошадь-птица".
А жеребёнок по-прежнему летал по леваде. Теперь он снова перешёл на галоп. Проскачет полкруга сравнительно ровно, а потом как даст... И снова, и снова, и снова... Мужик опять покачал головой и совсем уж было собрался в конюшню, как вдруг что-то в поведении жеребчика вновь привлекло его внимание. Тот неожиданно очень мощно разогнался и направился прямо на стенку левады.
Конюх замер.
Жеребец, наращивая скорость, весь вытянулся в струнку, и, лишь на долю секунды притормозив, вдруг взмыл в воздух - взлетел над высоченным забором.
- Вот сволочь! - восторженно выругался мужик, хлопнув узловатыми ладонями себя по штанам. - Ну это ж надо, стервец какой... Ушёл ведь... Гад ползучий.
В ту долю секунды, что конь был в воздухе над забором, он слегка подзавис, и потому казалось, что весь фантастический прыжок был словно в замедленном кино.
- Мужики, этот опять в табун пошёл, - крикнул конюх кому-то в конюшне. - Так сиганул, что я думал, из собственных копыт выпрыгнет. Ну, дьявол...
А жеребчик тем временем уже летел за левадами полным махом. Летел так, что грива развевалась по ветру. За огородами, не сбавляя галопа, туда - к лесу, где на опушке, на огромном зелёном поле гулял табун заводских кобыл. Приближаясь к ним, он заливисто заржал. Все кобылы, как одна, настороженно подняли головы и застыли. Многие тут же развернулись мордами навстречу несущейся к табуну стихии. Рядом с ними были жеребята. Мало ли чего... Добра от вырвавшегося на свободу жеребца не жди. А конь всё так же стремительно приближался и уже беспрерывно, беспрестанно ржал.
Ворвавшись в табун, он перешёл на рысь. И уже не ржал, а грозно отрывисто рыкал на оказавшихся поблизости маток. Смотрите, мол, хозяин пожаловал. Но старые, умудрённые жизнью кобылы были далеко не робкого десятка. Как только жеребчик пытался приблизиться к ним, или, не дай Бог, к их деткам, они закладывали назад уши и с жутким оскалом зубов бросались короткими рывками на агрессора. Жеребчик тут же отскакивал в сторону. Он очень хорошо знал, что это значит. Меньше года назад он и сам ещё гулял в табуне, и очень хорошо помнил, какие крепкие у кобыл могут быть зубы.
Но вот одна из маток не швырнулась на него, а потянулась к нему носом - понюхаться. Жеребчик остановился, изогнул колесом шею, и гоголем, будто заигрывая, стал к ней приближаться. После секундного обнюхивания, он низко и гортанно рявкнул, а кобыла, вдруг взвизгнув, стремительно развернулась и изо всех сил ударила по нему задом.
Что за фантастическая реакция у лошадей? Казалось, что копыта с пушечной силой неминуемо должны были попасть молодому повесе в лоб. Но он лишь чуточку поднял вверх и отвёл в сторону шею, и смертельной силы удар не нашёл цели. Сам же конь даже не сделал ни полшага в сторону.
Жеребчик не очень расстроился - в табуне ещё масса других красавиц. И вскоре напористость его была вознаграждена. Кобыла холостила уже второй год. Не крылась - и всё тут. Никак не могла забеременеть. А кровей она была... Чего только не делали... И уколы, и рационы специальные всякие. Даже на другое отделение переводили - для перемены образа жизни. Ничего не помогало. Вот в конторе и стали поговаривать, мол, продавать, видно, придётся... А тут... Приглянулся ей чем-то темперамент молодой, ну и...
Спустя десяток минут они мирно паслись рядом. А через одиннадцать месяцев появился в конезаводе на свет чёрно-бурый, весь в подпалинах, с рыже-бурым хвостиком и гривкой, жеребёнок. Длинноногий, лобастый, с не очень длинной и очень узкой белой проточинкой на морде. Грозил, по всем приметам, жеребёнок вырасти вороным... На маточной конюшне подумали-подумали, и, памятуя о том, как тот был зачат, назвали черного новорожденного Грехом. Благо первые буквы кличек и отца, и матери, как это принято у конников, в имени этом уместились. Так появился на белом свете черный Грех, точнее, вороной...
Фото Людмилы Исмаиловой
из архивов ПКФ "Русско-Высоцкое"
